— Это просто замечательно с его стороны! — провозгласила она. — Бертран Шанбор — хороший человек. Нам повезло, что он стал министром культуры.
Далтон провел рукой по губам, а она отвела глаза.
— Ну и министр частенько упоминает, с каким уважением он относится к Эдвину — за весь гигантский труд, что он проделал, — так что я предложил министру, что было бы неплохо продемонстрировать наше уважение к тяжелому труду Эдвина и его преданности делу. Министр охотно согласился и мгновенно предложил заявить, что новый закон предложен и спонсирован депутатом Эдвином Уинтропом. Министр даже пожелал, чтобы закон назывался Закон Уинтропа о дискриминации при найме. В честь вашего мужа. И вашу, конечно, за весь ваш огромный вклад в общее дело процветания Андерита. Всем известно об огромном вкладе, сделанном вами в законы, написанные Эдвином.
Взгляд Клодины снова устремился на Далтона. Она прижала руку к груди.
— О, мастер Кэмпбелл, это очень любезно с вашей стороны и со стороны министра. Вы просто застигли меня врасплох — и Эдвина, я уверена, тоже. Мы, безусловно, просмотрим закон как можно быстрее, чтобы провести его как можно более полное внедрение.
— Видите ли, — поморщился Далтон, — министр только что сообщил мне, что ему не терпится объявить о новом законе именно сегодня. Я-то планировал сначала показать вам проект закона, чтобы вы с Эдвином могли с ним ознакомиться прежде, чем он будет обнародован, но поскольку почти все Директора сейчас присутствуют здесь, министр решил воспользоваться подвернувшейся возможностью, ибо ему тяжело представить, что эти несчастные нищие пробудут без настоящей работы хоть один лишний день. Они должны кормить свои семьи.
Клодина облизала пересохшие губы.
— Ну да, я понимаю... пожалуй. Но я действительно...
— Вот и отлично! Очень мило с вашей стороны.
— Но мне действительно надо сначала просмотреть закон. Эдвин захотел бы...
— Да-да, конечно. Я все понимаю и заверяю вас, что вы получите экземпляр незамедлительно. Завтра утром его вам вручат.
— Но я имела в виду — до того, как...
— Поскольку все здесь, министр твердо намерен объявить новый закон сегодня. Министр не хочет откладывать его вступление в силу, не желает он также расстаться с мыслью присвоить имя Уинтропа столь судьбоносному закону. И министр так надеялся, что Суверен, раз уж он нынче здесь — а всем нам известно, насколько редко он наносит визиты, — услышит Закон Уинтропа о дискриминации при найме, предназначенный людям, у которых доныне не было никакой надежды на работу. Суверен знает Эдвина и, следовательно, будет очень доволен.
Клодина бросила быстрый взгляд на Суверена и снова облизала губы.
— Но...
— Вы хотите, чтобы я попросил министра отложить объявление? Министр будет огорчен не столько тем, что Суверен не услышит о новом законе, сколько тем, что будет упущена возможность как можно быстрей улучшить положение несчастных голодающих детишек, чье благополучие зависит от него. Вы ведь понимаете, не правда ли, что это делается лишь ради благополучия детей?
— Да, но для того, чтобы...
— Клодина, — Далтон взял ее ладошку обеими руками, — у вас нет детей, поэтому я понимаю, что вам трудно сочувствовать тем родителям, которые отчаялись прокормить своих малышей, отчаялись найти работу, но попытайтесь все же понять, насколько они напуганы.
Она открыла было рот, но не издала ни звука. Далтон продолжил, не давая ей возможности собраться с мыслями:
— Попытайтесь понять, что значит быть отцом или матерью, ждущими день за днем чуда, хоть малейшей надежды на то, что появится работа и им удастся накормить детей. Разве вы не можете помочь? Можете постараться понять, что испытывает безработная молодая мать?
Ее лицо стало пепельно-серым.
— Конечно, — прошептала наконец она, — я понимаю. Правда, понимаю. И могу помочь. Уверена, что Эдвин будет рад, когда узнает, что назван покровителем этого закона...
Прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, Далтон поднялся.
— Благодарю вас, Клодина. — Он снова завладел ее рукой и поцеловал. Министр будет очень рад узнать о вашей поддержке, как и те люди, которые смогут отныне найти работу. Вы сделали доброе дело для детей. Наверняка вам сейчас улыбаются добрые духи.
К тому времени, когда Далтон вернулся на свое место, оруженосцы снова пошли по кругу, быстро ставя в центр каждого стола пироги. Гости озадаченно глядели на пироги, корочка которых была надрезана, но не разрезана до конца.
Нахмурившись, Тереза внимательно смотрела на пирог, стоявший в центре стола перед министром и его женой.
— Далтон, — шепнула она, — пирог движется сам по себе!
Далтон спрятал улыбку.
— Должно быть, тебе привиделось, Тэсс. Пирог не может двигаться.
— Но я совершенно уверена...
В этот момент корочка треснула и приподнялась. Из дырки высунулась головка черепахи и уставилась на министра глазами-бусинками. Затем появилась лапа, и черепаха вылезла из пирога. За ней последовала другая. По всему залу удивленные гости смеялись, аплодировали и изумленно переговаривались, глядя на вылезающих из пирогов черепах.
Конечно, черепах никто заживо не запекал. Пироги пекли, наполнив сухими бобами. Когда корочка запеклась, в нижней корке проделали дырку, через которую высыпали бобы и засунули черепах. Затем верхнюю корочку надрезали, чтобы она легко ломалась и зверюшки могли удрать.
Как развлечение на пиру черепаховый пирог имел огромный успех. Зрелище понравилось всем без исключения. Иногда это были черепахи, иногда птицы. И тех, и других специально выращивали для этих целей, чтобы порадовать и изумить гостей.