— Я принесла вам поесть, аббатиса, если хотите.
— Почему? Почему ты принесла мне поесть?
— Его Превосходительство желает, чтобы вас кормили.
— Почему ты?
— Вы меня не любите, аббатиса, — слегка улыбнулась женщина.
Энн постаралась изобразить как можно более сердитый взгляд. Но сильно сомневалась, что с такой опухшей физиономией ей это удастся.
— Вообще-то говоря, сестра Алессандра, я люблю тебя так же, как люблю всех чад Создателя. Мне просто претят твои действия. Ты продала душу Безымянному.
— Владетелю Подземного мира. — Улыбка сестры Алессандры стала чуть шире. — Значит, вы можете любить женщину, ставшую сестрой Тьмы?
Энн отвернулась, хотя от миски с жарким шел божественный аромат.
Беседовать дальше с падшей сестрой она не желала.
Будучи закованной, Энн не могла есть самостоятельно. Она безоговорочно отказалась принимать пищу из рук сестер, предавших ее вместо того, чтобы стать свободными. И до сего момента ее кормили солдаты. Эта обязанность не вызывала у них восторга. Судя по всему, результатом их отвращения к обязанности кормить старуху и было появление сестры Алессандры.
Сестра Алессандра поднесла ложку ко рту Энн.
— Вот, поешьте. Я сама приготовила.
— Почему?
— Потому что подумала, что вам понравится.
— Надоело отрывать ножки муравьям, сестра?
— Какая же у вас отменная память, аббатиса! Я не делаю этого с детства, с тех пор, как впервые появилась во Дворце Пророков. Если мне не изменяет память, именно вы убедили меня расстаться с этой привычкой, поняв, что я просто несчастна, оказавшись вдали от дома. Ну а теперь попробуйте ложечку. Пожалуйста!
Энн искренне изумилась, услышав из уст Алессандры слово «пожалуйста». И открыла рот. Есть больно, а если не есть — ослабеешь. Энн могла отказаться от пищи или найти какой-нибудь другой способ умереть, но у нее имелась не выполненная еще задача и, следовательно, повод жить.
— Неплохо, сестра Алессандра. Совсем даже недурственно.
Сестра Алессандра улыбнулась почти что с гордостью.
— Я же вам говорила! Вот, съешьте еще.
Энн ела медленно, аккуратно пережевывая мягкие овощи, стараясь не травмировать лишний раз поврежденную челюсть. Куски мяса она заглатывала не жуя.
— На губе у вас, похоже, останется шрам, — заметила Алессандра.
— Мои любовники будут премного огорчены.
Сестра Алессандра засмеялась. Не грубым циничным хохотом, а искренним звенящим веселым смехом.
— Вы всегда умели меня рассмешить, аббатиса.
— Да, — ядовито ответила Энн. — Поэтому-то и не понимала так долго, что ты перешла на сторону зла. Я думала, что моя малышка Алессандра, моя счастливая веселушка Алессандра никогда не будет втянута в злые игры. Я так верила, что ты любишь Свет.
Улыбка сестры Алессандры исчезла.
— А я и любила, аббатиса.
— Пфе! — фыркнула Энн. — Ты любила только себя!
Сестра некоторое время помешивала суп, затем протянула следующую ложку.
— А может, вы и правы, аббатиса. Обычно вы всегда были правы.
Энн жевала овощи, взглядом изучая мрачную крошечную палатку. Аббатиса устроила такой скандал, когда ее попытались оставить с сестрами Света, что Джеган, похоже, предпочел поместить ее в персональную маленькую палатку. Каждую ночь в землю вгонялся длинный стальной штырь, к которому приковывали Энн. А палатку ставили уже потом.
Днем же, когда армия готовилась двигаться дальше, Энн засовывали в деревянный сундук, который запирали то ли на замок, то ли с помощью какого-то штыря. Затем сундук грузили в закрытый фургон без окон: это Энн знала, поскольку ухитрилась проковырять щелку между плохо подогнанными досками сундука.
По вечерам Энн вытаскивали из сундука, и какая-нибудь сестра сопровождала ее в уборную, затем бывшую аббатису приковывали к штырю и ставили палатку. Если ей вдруг приспичивало в течение дня, выбор был небогатый: либо терпеть, либо нет.
Иногда имперцы не трудились ставить палатку, и Энн оставалась прикованной на виду у всех, как собака.
Со временем аббатиса полюбила свою маленькую палатку и радовалась, когда ее ставили. Палатка стала ее убежищем, местом, где можно вытянуть затекшие ноги и руки, прилечь или помолиться.
Энн проглотила ложку супа.
— Ну, приказал ли тебе Джеган еще что-нибудь, кроме как кормить меня? Может, отлупить меня ради его удовольствия или твоего?
— Нет. — Сестра Алессандра вздохнула. — Просто кормить вас. Насколько я понимаю, он еще не решил, что с вами делать, но пока суд да дело хочет, чтобы вы оставались в живых. Вдруг еще пригодитесь?
Энн наблюдала, как сестра помешивает суп.
— Знаешь, он ведь не может проникнуть в твой разум. Сейчас не может.
— Почему вы так думаете? — подняла глаза Алессандра.
— Шимы вырвались на свободу. Ложка на миг остановилась.
Алессандра посмотрела на Энн.
— Я слышала об этом. — Ложка снова начала круговое движение. — Слухи, не более.
Энн поерзала, стараясь устроиться поудобней на жесткой земле. А она-то всегда думала, что при ее габаритах сидеть на земле ей будет вполне удобно!
— Хотелось бы мне, чтобы это были лишь слухи. Почему же, по-твоему, магия не действует?
— Но она действует!
— Я говорю о Магии Приращения.
Алессандра опустила глаза.
— Ну, наверное, я просто не очень-то хотела ею пользоваться, только и всего. А если надумаю, она сработает, я уверена.
— Ну так попробуй! Увидишь, что я права.
Сестра Алессандра покачала головой:
— Его Превосходительство запрещает пользоваться магией без его особого распоряжения. Очень... неумно нарушать приказы Его Превосходительства.