Несана обуревали сложные чувства. Он вовсе не испытывал сочувствия к Джилли, но все же...
— Морли, тебе не следует радоваться, что пострадала андерка. Это лишний раз демонстрирует нашу гнусную хакенскую сущность.
Морли скривился и зашагал дальше. Почти всю дорогу они бежали, ныряя в поле всякий раз, как появлялась карета. Они прятались в пшенице или сорго, в зависимости от того, с какой стороны было удобнее скрываться в нужный момент.
Там они опускались на землю и, затаив дыхание, ждали, пока карета проедет.
Несан обнаружил, что воспринимает их побег скорее как освобождение, чем как паническое бегство. Чем дальше они уходили от поместья, тем меньше он боялся, что их поймают.
Во всяком случае, ночью.
— Думаю, днем нам лучше прятаться, — сказал он Морли. — По крайней мере сначала. Будем днем прятаться в каком-нибудь надежном месте, откуда видно, приближается кто-то или нет. А ночью будем ехать, и нас никто не увидит. А если и увидят, то не смогут разглядеть.
— А если кто-нибудь наткнется на нас днем, пока мы будем спать?
— Установим дежурство. Как солдаты. Один будет караулить, пока другой спит.
Морли, похоже, счел логику Несана просто потрясающей.
— Я бы в жизни до этого не додумался!
В окрестностях Ферфилда они перешли на шаг. Затеряться на его улицах они умели не хуже, чем прятались в полях при приближении кареты.
— Мы можем купить лошадей и убраться отсюда еще нынче ночью, — сказал Несан. Морли минутку подумал.
— А как мы выберемся из Андерита? Мастер Кэмпбелл сказал, что есть страны, где никого не волнует, что мы хакенцы. Но как мы минуем армейские отряды на границе у Домини Диртх?
Несан дернул Морли за рукав дублета.
— Мы ведь гонцы, не забыл?
— И что?
— А то, что мы скажем, что едем по делам.
— У гонцов бывают дела за пределами Андерита?
Несан ненадолго задумался.
— Ну а кто станет утверждать обратное? Если мы скажем, что едем со срочным поручением, они не станут задерживать нас до выяснения, так оно или нет, потому что на это уйдет слишком много времени.
— Они могут потребовать показать послание.
— Но мы ведь не можем показывать им секретные послания, верно? Мы просто скажем, что едем с тайной миссией в другую страну, которую не можем назвать, с важным посланием, которое не имеем права им показывать.
— Думаю, сработает, — ухмыльнулся Морли. — Пожалуй, нам все-таки удастся уехать отсюда.
— Готов спорить, что да.
Морли рывком остановил Несана.
— Несан, а куда мы поедем? У тебя есть какие-нибудь соображения?
И тут настал черед ухмыльнуться Несану.
Беата, щурясь от яркого солнца, поставила сумку на землю и отбросила со лба взлохмаченные ветром волосы. Поскольку читать она не умела, то не знала, о чем гласит табличка над воротами, но там имелась еще и цифра — двадцать три.
В цифрах девушка разбиралась и поняла, что нашла нужное ей место.
Она смотрела на написанное после цифр слово, стараясь запомнить, как оно выглядит, чтобы когда-нибудь узнать, когда снова увидит, но для нее это были лишь совершенно непонятные значки, вырезанные на деревянной дощечке. Как курица лапой пишет. А кто же способен разобрать куриные «надписи»? Девушка никак не могла понять, как это люди запоминает кажущиеся совершенно непонятными значки, из которых строят слова, но люди каким-то образом это делали.
Она снова подняла сумку, где лежали все ее пожитки. Сумку было довольно неудобно тащить, она все время била по бедру, но она была не слишком тяжелой, к тому же Беата, когда одна рука уставала, перекладывала сумку в другую.
Не так уж и много у нее вещей: кое-что из одежды, пара башмаков ручной работы, принадлежавшие еще ее матери — их Беата обувала лишь в особых случаях, — роговый гребень, мыло. Кое-какие подарки от друзей, немного воды, кружева и швейные принадлежности.
Ингер дал ей кучу снеди. Колбасу разных видов, сделанную из различных сортов мяса. Некоторые батоны были толщиной с руку, другие — тонкие и длинные, третьи — кружком. Они-то и представляли основную тяжесть в ее багаже. Хотя по дорогое девушка и отдала несколько батонов голодным и один круг фермеру с женой, позволившим ей два дня ехать в их фургоне, все равно казалось, что колбасы у нее столько, что хватит не меньше чем на год.
Дал ей Ингер и письмо, написанное на тонком пергаменте, свернутом в двойной свиток. Читать Беата не умела, но Ингер прочел его ей, так что она знала, что в нем написано.
Каждый раз, когда она останавливалась передохнуть, Беата доставала письмо, аккуратно разворачивала и делала вид, что читает. Она пыталась вспомнить в точности, что читал Ингер, чтобы попытаться определить, как выглядят эти слова в написанном виде. И не могла.
Однажды Несан написал в пыли какие-то значки и сказал, что это слово «Истина». Несан. Беата покачала головой.
Ингер не хотел, чтобы она уходила. Сказал, что она ему нужна. Беата возразила, что полно желающих занять ее место, и он сможет нанять любого. Нанять мужчину, который гораздо сильнее ее. Она, Беата, ему вовсе не нужна.
Ингер сказал, что она отлично справляется со своей работой. Что он любит ее почти как родную дочь. Рассказал, как ее отец с матерью впервые пришли к нему на работу, когда Беата была еще совсем малышкой. Глаза Ингера были красными, когда он просил девушку остаться.
Слушая его, Беата чуть не плакала. Она сказала Ингеру, что любит его, как родного дядюшку, и что именно поэтому-то она и должна уйти. Если она останется, будут неприятности, и он пострадает из-за нее. Ингер возразил, что вполне с этим справится. Беата сказала, что, если останется, ее могут даже убить и она боится. На это мясник ничего возразить не смог.