Ей явно нравилось об этом рассказывать, поэтому Несан спросил:
— И какой он? Анклав Великого Волшебника? И Меч Истины?
— Так, дай-ка припомнить... — Она задумчиво потеребила подбородок и начала рассказ.
Потянувшись за упавшей ручкой, Далтон Кэмпбелл увидел ноги входящей в его кабинет женщины. По толстым щиколоткам он, даже не поднимая глаз, понял, что явилась Хильдемара Шанбор. Если где-то и есть женщина с более страшными ногами, то Далтону она еще не попадалась.
Он положил ручку на стол и, улыбнувшись, встал.
— Госпожа Шанбор! Проходите, пожалуйста!
В приемной солнышко освещало дежурившего Роули, готового в любой момент собрать гонцов, если понадобится Далтону. Сейчас нужды в них не было, но, учитывая визит Хильдемары Шанбор, очень даже вероятно, что скоро появится.
Госпожа Шанбор закрыла дверь, а Далтон, обогнув стол, выдвинул для нее стул. На ней было шерстяное платье соломенного цвета, подчеркивающего болезненную бледность кожи. Подол доходил до середины лодыжек. Толстые ноги были подобны колоннам.
Едва удостоив взглядом предложенный стул, Хильдемара осталась стоять.
— Счастлив вас видеть, госпожа Шанбор.
— Ах, Далтон, ну почему вы всегда такой чинный? — улыбнулась она. — Мы с вами достаточно долго знакомы, чтобы вы могли называть меня Хильдемара. Далтон открыл рот, чтобы поблагодарить ее, но она добавила:
— Наедине.
— Конечно, Хильдемара.
Хильдемара Шанбор сроду не приходила, чтобы поинтересоваться чем-то столь обыденным, как текущие дела. Она всегда являлась как холодный ветер перед бурей. Далтон решил, что лучше, если гроза разразится сама, без его помощи. И еще он решил вести себя и дальше вполне официально, несмотря на этот ее демарш с именем.
Хильдемара слегка нахмурилась, будто что-то отвлекло ее внимание. Она потянулась к его плечу — так, словно заметила торчащую нитку. Бьющий в окна солнечный свет играл на каменьях перстней и рубиновом ожерелье. У этого платья декольте было куда как скромнее, чем у дам на пиру, но, на взгляд Далтона, могло быть и поменьше.
Чисто женским легким движением Хильдемара сняла несуществующую нитку и пригладила ткань. Далтон скосил взгляд на плечо, но ничего не увидел.
Удовлетворившись, она нежно провела рукой по его плечу.
— Ах, Далтон, у вас роскошные плечи! Такие мускулистые и крепкие. — Она посмотрела ему в глаза. — Вашей жене повезло, что у нее такой муж.
— Благодарю, Хильдемара. — Из осторожности он не произнес больше ни слова.
Она коснулась его щеки. Унизанные кольцами пальцы скользнули по лицу.
— Да, ваша жена — счастливая женщина.
— А ваш муж — счастливый мужчина.
Засмеявшись, она убрала руку.
— Да, ему часто везет. Но, как говорят, то, что на первый взгляд кажется удачей, — всего лишь результат непрерывной практики.
— Мудрые слова, Хильдемара.
Циничный смех смолк, и она коснулась рукой его воротника, словно желая поправить. Пальцы побежали по шее, коснулись мочки уха.
— Я слышала, что ваша жена верна вам.
— Я счастливый человек, сударыня.
— И вы верны ей тоже.
— Я очень ее люблю и соблюдаю данные нами обеты.
— Как мило, — улыбнулась она и ущипнула его за щеку — скорее стервозно, чем игриво. — Что ж, надеюсь как-нибудь уговорить вас стать чуть менее... скованным во взглядах, скажем так.
— Если найдется женщина, которая сможет когда-нибудь расширить мой кругозор, то это будете вы, Хильдемара.
Она потрепала его по щеке и снова цинично рассмеялась.
— Ах, Далтон, да вы и вправду удивительный человек!
— Спасибо, Хильдемара. Из ваших уст это большой комплимент.
Она продолжила:
— И вы проделали отличную работу с Клодиной Уинтроп и Директором Линскоттом. Я и не представляла, что кто-то может одним выстрелом убить двух зайцев.
— Я постарался ради министра и его прекрасной жены.
Хильдемара окинула его холодным расчетливым взглядом.
— Жена министра была очень унижена болтовней этой бабы.
— Сомневаюсь, что она станет и дальше...
— Я хочу, чтобы ее не было.
— Прошу прощения? — склонил голову набок Далтон.
— Убейте ее!
Далтон, выпрямившись, заложил руки за спину.
— Могу я узнать, по какой причине вы просите об этом?
— То, чем там занимается мой муж, — это его дело. Создатель знает, что он таков, каков есть, и изменит его разве что кастрация. Но я не позволю какой-то бабе унижать меня перед всеми, выставляя дурой. Скрытые сплетни — одно, а публичные заявления, превращающие меня в объект открытого обсуждения и шуточек, — совсем другое.
— Хильдемара, я не думаю, что высказывания Клодины предназначались для того, чтобы учинить вам неприятности. Она сделала это, чтобы объявить о недостойном поведении Бертрана. Но, как бы то ни было, заверяю вас, что Клодина больше рта не раскроет, да и к тому же она утратила доверие тех, кто мог бы ее выслушать.
— Так-так, Далтои, да вы еще и галантны к тому же!
— Вовсе нет, Хильдемара. Я просто надеюсь объяснить вам...
Она снова ухватила его за воротник, но теперь — отнюдь не ласково.
— Ее уже начали уважать идиоты, что приняли за чистую монету кучу дерьма насчет голодающих детишек и предоставления работы неквалифицированным трудягам. Они толпятся у ее дверей, желая получить ее поддержку. Такое всеобщее уважение опасно, Далтон. Это дает ей власть. Но гораздо хуже выдвинутые ею обвинения. Она рассказывала всем, кто слушал, что Бертран ее принудил. Сиречь изнасиловал.
Далтон понимал, к чему клонит жена министра, но предпочитал, чтобы она высказалась и обосновала приказ. Это в дальнейшем даст ему больше снарядов, а ей оставит меньшее пространство для маневра, если она станет потом все отрицать или надумает отдать его на растерзание.